Русский ковчег
2002 г., 95 мин.,
Россия -
Германия
Фора-фильм, Egoli Tossell
Film AG
Художественный
кинофильм
Режиссер Александр Сокуров
Знаменитый
российский
режиссер Александр
Сокуров ("Мать
и сын" - премия
Андрея
Тарковского,
Специальный
приз жюри
Московского
кинофестиваля;
"Телец" - три
премии "Ника-2002";
"Молох" -
номинация на
"Золотую
пальмовую
ветвь" в
Каннах) снял
красивый,
удивительный
и
трогательный
фильм-воспоминание
о культуре,
искусстве и
истории
России, где
много ярких
образов и
зрелищных
сцен. Картина
вышла в
прокат во
многих
странах
Европы,
Америки, а
также в
Японии и
Австралии, а
мировая
премьера
фильма
состоялась в
рамках
основного
конкурса
Каннского
фестиваля 2002
года.
Официальная
Российская
премьера
фильма
состоялась 27-28
мая 2003 года в
Государственном
Эрмитаже.
Человек наш
современник,
неожиданно
оказывается
в Эрмитаже
начала 1700
годов, не имея
ни малейшего
представления
о том, как он
туда попал.
Осматривая
залы, он
встречает
иностранца, в
котором
угадывает
черты
известного
французского
дипломата и
путешественника
XIX века. Эти
двое
путешествуют
по времени
сквозь 300 лет
российской
истории,
произведения
искусства и
памятники
культуры
возвращают
их во времена
Российской
империи.
Два человека,
странник и
наш
соотечественник,
спорят о
взаимосвязи
России и
Европы и
становятся
свидетелями
многих
исторических
событий: Петр
Первый
устраивает
разнос
генералу,
Екатерина
Великая
руководит
репетицией
пьесы, за
обедом сидит
последний
император
России
вместе со
своей семьей.
Это
путешествие
воспоминание
о том
великолепии
далекого
прошлого, по
которому
тоскуют те,
кто никогда в
нем не жил...
Крест
Сокурова:
вертикаль
истории и
горизонталь
искусства |
|
Статистика
"Русского
ковчега": - После 8
месяцев
репетиций
картина
снята
единым
кадром за 1
час 27 минут 12
секунд в
режиме
реального
времени. - В
действии,
охватывающем
четыре века
и
развернувшемся
в тридцати
шести залах
Эрмитажа,
приняли
участие
около 900
актеров,
статистов и
музыкантов. -
Производство
картины
завершено 10
февраля 2003
года. Каждое
произведение
Александра
Сокурова
вызывает
шквал
антагонистических
страстей.
Приемля
равнодушно
хулу и
похвалу,
теряя от
перенапряжения
зрение,
Сокуров с
непостижимой
работоспособностью
продолжает
"выдавать
на-гора"
фильм за
фильмом.
Самым
конвертируемым
российским
режиссером
остается
именно он,
петербургский
маргинал и
отшельник.
Нынешней
весной
Сокуров в
четвертый
раз
представит
свою
очередную
работу для
участия в
официальном
Каннском
конкурсе.
Свое
строение
кинозодчий
Сокуров
возводил
как
архитектурный
проект. В
универсальной
системе
координат
фильма
вертикаль
истории
скрещена с
бесконечной
горизонталью
искусства.
По Сокурову,
это и есть
геометрия
вечности. По
Сокурову,
нам надо
догонять
самих себя,
раз уж
посчастливилось
очутиться
на
великолепном
ковчеге,
построенном
задолго до
нас.
Единственная
опора в
безумном
современном
мировом
потопе -
искусство.
Поможет ли
оно выплыть? Форма
фильма -
круг.
Замкнутый
мир Ковчега,
на который
Ной -
Сокуров
берет "по
паре" -
Рембрандта
и Рубенса,
обоих
Николаев,
Петра и
Екатерину,
ангелов Ван
Дейка, Петра
и Павла Эль
Греко,
балерину
Макарову и
Гергиева,
обоих
Пиотровских.
Кругом
замыкаются
и сам мир
искусства, и
его
прибежище -
Эрмитаж.
Вслед за
случайными
гостями в
бальных
платьях "просачиваемся"
во дворец.
Скитаемся
вместе со
Странником (Сергей
Дрейден
изображает
ироничного
мемуариста
маркиза де
Кюстина) -
европейцем,
изумленно
разглядывающим
Россию в
анфиладах
дворца.
Вслед за ним
скользим по
его
зазеркалью,
заглядываем
в
решетчатые
окна. И
через эти
металлические
"границы"
замечаем
ускользающие
тени: Петра
с
закатанными
рукавами,
хохочущей
Катерины,
царевича
Алексея и
прочих "дежа
вю".
Странник
переговаривается
с автором (голосом
самого
Сокурова),
наигранно
недоумевающим:
"Где мы?", "На
каком языке
они говорят?",
"Не сон ли
это?".
Конечно, сон
режиссера,
зафиксированный
технологической
новинкой -
стадикамом
High Definition. "Русский
ковчег" - это
спиритический
сеанс.
Словно в
домашних
шарадах,
оживает
воображаемый
мир
прошлого.
Странник
подшучивает
над
пышностью
русского
ампира, но в
бесприютных
скитаниях
по "ковчегу"
и он
втягивается
в печальную
чарующую
атмосферу
дворца.
Камера
здесь -
главное
действующее
лицо. У
Тарковского
статичная
камера
следит за
неотвратимыми
переменами
мира. Для
Сокурова
камера -
кисть,
живописующая
кинопространство,
превращающая
реальность
в смысловые
иероглифы,
образные
конструкции.
При всей
эпохальности
проекта это
интимная
история
отношений
художника
Сокурова с
Эрмитажем, с
историей
своей
страны -
отсюда
избирательность,
субъективность. "Русский
ковчег" -
эксперимент
кинематографического
алхимика,
уже
вписанный в
исторические
анналы
мирового
кинематографа.
Осуществилась
давняя
мечта
кинематографистов,
в частности
Хичкока: без
всяческих
манипуляций
совпасть с
потоком
времени, не
крошить его
на планы,
монтажные
склейки,
снять одним
"мазком"
камеры.
Осуществилась
идея
Тарковского
о "запечатленном
времени",линеарном,
необратимом:
Кульминация
- бал и
торжественная
мазурка из
оперы "Жизнь
за царя" -
неповторимый
"реквием в
мажоре",
блистательно
исполненный
оркестром
Мариинского
театра (характерная
особенность
славян -
тема
прощания
звучит в
мажоре).
Послушные
дирижерской
палочке
Гергиева
времена,
исторические
персонажи
смыкаются в
"общем
величественном
танце".
Изощренное
движение
камеры
создает
особый
хронотоп
этого
неудобного
кино.
Сокурову
привычно
снимать "некомфортное"
для зрителя
кино-лекарство.
Его фильмы -
всегда
провокация.
Это
субъективный
сокуровский
ракурс,
внутреннее
зрение,
преображенное
камерой в
акт
творческого
познания. Что
мешает?
Моментами
возникают "экскурсионная"
навязчивость,
менторство,
явно
рассчитанное
на неофита,
иностранного
"гостя"
Ковчега. При
появлении
Пушкина нам
указывают:
вот-де ваш
великий
русский
поэт.
Временами
кажется, мы
слышим
специфические
интонации
экскурсовода.
Не это ли
неприкрытое
популяризаторство
и привлекло
к фильму
невероятный
интерес
американцев
и главных "экскурсантов"
- японцев?
Конечно же,
мегапроекту
не хватило и
денег. Все
как в самом
Петербурге:
фасад
великолепен,
внутренней
выделке -
костюмам,
гриму
огромной
массовки,
цветовому
решению - не
хватило
лоска. В финале,
после бала,
перед самым
выходом
замрем на
мгновение -
Сокуров
окунет нас в
предутренний
морок.
Текущее
незнамо
куда время
сгущается в
плоть
тумана.
Наконец-то
возникнет
фирменный
сокуровский
размытый
кадр:
расплывчатое
марево
бесконечности.
Мы -
странники,
лишь на
мгновение
освещенные
огнями
лучшего из
дворцов. Как
и все жившие
до нас,
погружаемся
в зыбкую
бесконечность.
За окнами
ковчега -
снега. "И
плыть нам
вечно, и
жить нам
вечно", -
слышим мы
голос
автора, но в
интонации
его сквозит
сомнение,
ведущее к
неуверенной
финальной
реплике
чеховской
Маши: "Надо
жить" |